То, что ты хороший, не значит, что с тобой случится что-то хорошее.
(Румпельштильцхен, “Однажды в сказке”)
Вековые деревья гордо возносили свои кроны к солнцу. Переплетённые ветви вкупе с листьями ловили солнечные лучи, и внизу царил сумрак.
Конь медленно ступал по ковру из старых листьев и хвойных иголок. Он изредка мотал головой, словно отгоняя нечто видимое лишь ему. Всадник поглядывал по сторонам, ожидая нападения.
Тишина вкупе с сумраком, окружающая его с конём материально давила, гоня из головы все мысли и заполоняя освободившееся место неясной тревогой.
Не было слышно ни пения птиц, ни цоканья белок, ни шелеста листьев. Ветер и тот покинул это место. Лишь редкие поганки да паутина. И старая, очень старая тропа. Тропа, скорее угадываемая по мелким деталям, чем видимая. Тут и трава пониже, и деревья словно бы расступились.
А ведь всего каких-то пару десятков лет тому назад здесь пролегала торговая дорога меж городами. Лихой люд одно время грабил купцов, проезжавших лесом, пока князь не дал указ дружинникам разогнать лиходеев. Многих посадили в каменные застенки, другие, более прозорливые, успели избежать незавидной судьбы своих сотоварищей, подавшись в южные земли. Некоторых из пойманных, понятное дело, казнили прилюдно в назидание собравшимся зрителям.
А потом как-то само собой случилось, что не стали ездить этой дорогой купцы. Не стали мужики деревья валить. Да и охотники перестали хаживать за зверем.
Старики сокрушённо качали головами, поговаривая, мол-де, “плохой” лес стал. Пришёл в запустение, словно покинутый хозяевами дом. Завелась в нём хворь тёмная, стала точить его. И хоть деревья стоят в полной красе, но Сердце Леса захирело. Покинули, убежали звери да птицы. Лешего, говорили старики, не стало, вот лес и заболел. Лес он ведь тоже живой. Ему тоже уход да ласка надобны. А без них ни то что человек, камень и тот заболеет. Как ржа ест клинок, так и гниль сожрёт весь лес без остатка.
Старые люди многое знают, многое ведают, а даже если их слова кажутся нелепыми, не стоит пренебрегать ими. Да и как пренебречь, коль и так всё видно. И запущенный, заросший тракт, и отсутствие птицы да зверя. И тишина.
Давящая тишина.
Она давила, словно говоря, что живым тут не место. Мох прядями свисал с веток. Тихо шелестела павшая листва под копытами верного Маркиза. Всадник опустил поводья, предоставив коню самому выбирать путь. Рука в латной рукавице терзала рукоять меча, а глаза оглядывали вокруг, ожидая незнамо чего. Привычка, выработанная годами и сражениями.
Дать бы шпоры в бока коню, да побыстрей покинуть это глухое место, но словно чья-то враждебная воля не давала сделать этого. И конь продолжал неспеша идти, везя своего хозяина с новому подвигу.
Сумрак сгущался. Среди деревьев стал подниматься туман и пришлось зажечь факел, чтобы окончательно не заплутать в этой чаще. Ещё немного, и, если лес не кончится, придётся вставать на ночлег.
А лес всё тянулся и тянулся, и не думал кончаться. Словно во всём мире остались лишь всадник да его конь. И лес. Тёмный, чужой лес, в котором умирает даже солнечный свет и ветер.
Туман подбирался всё ближе, окружив двух живых со всех сторон. В густом тумане не стоит даже и думать о том, чтобы ехать дальше. Волей-неволей, а придётся переночевать под деревом.
Спешившись под громадным деревом, судя по всему, дубом, всадник распряг коня, задал ему овса из торбы. Собрал костерок из валявшихся в изобилии поблизости веток и развёл костёр. Из притороченной к седлу сумки достал кусок вяленого мяса, флягу с водой да кусок хлеба. Скудный ужин, да ничего не поделаешь.
Перекусив и собрав лапника для постели, всадник позволил себе прилечь.
Плясал оранжевый костерок, отгоняя тьму да туман, потрескивали ветки, глодаемые огнём. Танец костра убаюкивал, глаза слипались, и всадник отдал себя миру снов.
Сны… Что это? Память о прошлом? Предупреждение? Видения других миров?
Как бы то ни было, в эту ночь странные сны пришли к всаднику.
Сперва он увидел полку в какой-то избе. На ней рядком лежат четыре слабо светящиеся кристалла. Серебристо-серый, жёлтый, блекло-зелёный и небесно-голубой. Рядом стоит пузырек, наполненный тёмно-синей жидкостью. Старческая рука берёт кристалл один за другим. Последним был взят пузырёк.
Каменный пограничный столб какого-то княжества. И четырёхлучевая звезда, расходящаяся на снегу от столба. На концах лучей звезды человеческие черепа с чем-то, с какими-то явно магическими вещами в них.
Полная луна освещает снег, столб, звезду и чью-то фигуру в балахоне всех оттенков фиолетового. Фигура прошлась вокруг звезды на снегу, роняя огненные сгустки в костяные чаши. Четыре разноцветных огонька затрепетали на слабом ветерке.
Четыре кристалла с размаху врезались в приграничный столб. Откупорив пробку, фигура вылила зелье на камень. Достав из складок балахона ритуальный нож, костяная ручка которого была выполнена в форме пасти дракона, начертила его острием на ладони пятиконечную звезду. Темная кровь не замедлила заструиться сквозь тонкие порезы. Фигура произнесла слова на неизвестном языке и припечатала окровавленную ладонь к мёрзлому камню. На холодной поверхности осталась кровавая пентаграмма. В этот же миг цветные огоньки в костяных чашах вытянулись почти на два метра и застыли, словно пики.
Поверхность пограничного столба прочертили свежие трещины. Расширяясь, они обозначили морду и передние лапы. Сам же столб начал раздаваться в размерах, будто кто-то надувает мыльный пузырь. Новые трещины обозначили задние лапы, кровавая пентаграмма окончательно впиталась в камень между двумя зелеными глазами, и Зверь шевельнул каменными мускулами. Осыпалась каменная крошка, и Зверь опустился на четыре лапы. Огни в чашах погасли, и с ними погасло сновидение, сменившись новым.
Зимняя ночь. Холодный лунный свет искрится в снежных кристалликах на голом поле. Впереди по снежной целине, прокладывал себе грудью дорогу, двигается волк-одиночка. За ним, почти полностью утопая в снегу, мчится свора выдрессированных собак, постепенно нагоняя серого беглеца и уже предчувствуя победу. На краю леса за погоней наблюдают несколько охотников.
Неприметный снежный холм шевельнулся, стряхивая с себя снег, и взору стоявших на опушке охотников в обманчивом лунном свете показался каменный зверь. Базальтовые лапы выпустили алмазные клинки когтей, изумрудные глаза вспыхнули недобрым светом.
Погоня сбилась. Собаки глухо рычали, подняв шерсть на загривках и поджав хвосты. Волк-одиночка скалил зубы в тихом рычании и медленно отступал от врагов. Грохнул выстрел из гладкоствольного ружья, словно давая сигнал к бою, пуля высекла искру на мощном теле каменного монстра. Вопль ненавистной злобы огласил подлунный мир. Зверь поднялся на задние лапы и яростным рыком размозжил череп одной из собак. Бездыханное тело мягко повалилось в снег, обагряя его кровью. Почуяв запах смерти, собаки, жалобно скуля, бросились к лесу. Не обращая внимания на волка-одиночку, каменный зверь бросился в погоню. Недавние охотники стали дичью. Настигнув последнего пса, монстр одним махом переломил тому хребет, отшвыривая труп в сторону.
Сновидение таяло, словно туман, уступая место новой картине.
Пещера в недрах горы. Громадный дракон в нежно-голубой броне и чёрная человеческая фигурка пред ним. Они о чём-то говорят. Наконец, человечек берёт Драконий Клинок и тут же роняет его на каменный пол пещеры. Дракон молча наблюдает за действиями гостя, не говоря ни слова. Сняв с плеч дорожный плащ и обмотав им руку, человек подбирает меч и благодарит дракона.
“Не суди по виду, суди по действиям”.
Словно кто-то извне принёс эти слова, пробив толщу сновидений.
“Не всякая Тьма - Зло. И не всякий Свет - Добро. Запомни эти слова!”
Худощавый мужчина с тёмными, как ночь, волосами, спускающимися до плеч. Пронзительный взгляд карих глаз. Тонкая полоска сжатых губ с щёточкой усов над ними. Рука сжимает Драконий Клинок.
Каменный зверь, чем-то смахивающий разом и на волка, и на кошку.
Каменные лапы медленно выпускают алмазные клинки-когти. Изумрудные глаза Зверя смотрят прямо в карие глаза Человека. Две неподвижные фигуры в звёздной ночи. Бесшумно горит костёр между ними, освещая лесную полянку.
Зверь атаковал. Четыре алмазных клинка против одного зачарованного.
Ствол поваленного дерева очень не вовремя подвернулся под ноги, и человек повалился в снег. Время замедлилось, позволяя во всех деталях увидеть картину.
Безнадежным ударом странник в падении атаковал Зверя в левый бок. Алмазные когти втянулись, и в глазах Зверя отразилась грусть. Массивное базальтовое тело стало меняться, обретая новые формы…
Время вновь ускорилось до привычного ему ритма, и на мужчину рухнула обнаженная девушка.
Медно-рыжие волосы струились рекой, обворожительные изумрудные глаза глядели из-под длинных ресниц с нежностью. Телосложение в сполохах пламени казалось идеальным: мускулистая, стройная и высокая фигура. Идеальные упругие груди с крупными тёмными сосками манили, вызывая желание прикоснуться к ним. Тонкая талия, плавно переходившая в широкие бёдра и сильные, с рельефными мускулами ноги.
По левому боку девушки от раны Ледяного Клинка расходился мертвецкий холод, за которым следовала паутинка инеевых дорожек. Такой же холод сковывал руку мужчины, который не обращал на него внимания, утопая в бездонных изумрудных глазах незнакомки.
Нежная рука девушки лёгким движением убрала прядь волос с лица странника и скользнула по его щеке. Её лицо всё приближалось, и их губы встретились. Поцелуй был лёгким и нежным.
– Спасибо, – тихо шепнули её губы возле его уха.
Две человеческие фигуры изо льда застыли у костра, не чувствуя жара пламени…
Всадник крепко спал в чуждом лесу близ небольшого костерка в окружении тумана, а в ночной выси на него смотрела пара глаз с вертикальными зрачками…
