Темно.
И тесно.
Темно и тесно.
И неудобно.
Всё давит.
Со всех сторон.
Не развернуться.
Попытка прорваться сквозь стенку…
Боль.
Она застила глаза, и мир на несколько мгновений утонул в темноте и писке.
npa3gHuk облокотился об изгородь, схватив рукой там, где только что, словно тупая игла, засела остро-ноющая боль. Боль билась в груди, отдавая пульсирующими остатками в виски. npa3gHuk тяжко дышал. Боль, проклятущая боль вернулась. А с ней вернулись и те самые сны. Сны, от которых не скрыться. Сны, которые всегда возвращаются в одно и то же время. И всегда неожиданно. Вот и сейчас.
Кто-то скажет, что ко всему можно привыкнуть. Ложь. Можно привыкнуть ко многому, но не ко всему. Можно привыкнуть к плохой погоде, когда день за днём моросит противный мелкий дождь, а небо затянуто низкими серыми тучами, утробно развалившимися в верхушках деревьев. Можно привыкнуть к голоду, когда живот бурчит и нагло требует жрать, а ты глушишь голод то водой из ручья, то куриным яйцом. Можно привыкнуть… да хоть к камню заместо подушки, но к этим снам… К ним не привыкнуть. Они всегда приходят внезапно, когда ты их совсем не ждёшь. Не ждёшь, но знаешь, что они ещё вернутся. Не могут не вернуться.
Боль утихла. А вместе с ней вернулись и краски. И звуки окружающего мира.
npa3gHuk огляделся и, удостоверившись, что на него никто не обратил внимания продолжил свой путь.
– Да я говорю тебе, дело верное!
– Ох, спалят нас.
– Да не дрейфь! Всё продумано!
– А вдруг кто увидит?
– Да кто увидит-то? Старикашка этот? Вон, маску нацепил, плащ накинул и всего делов! Никто не узнает!
Два мальчугана жарко спорили за амбаром в кустах лопуха и крапивы. Амбар стоял возле забора и принадлежал старику Ми К’Сяо.
Старый китаец жил в особняке на краю деревни Сяохань, что в Поднебесной Империи. Среди мальчишек и девчонок ходили разные истории о странном старике. Gard рассказывал, что своими глазами видел, как старик собирал в лесу мухоморы. Мухоморы! Да кто б их стал брать? Gard проследил за стариком, и утверждал, что тот варил из мухоморов какую-то жидкость в котелке и наливал её потом в бутылки из-под кваса. Беее… Кто такую гадость будет пить? При этом мальчишка корчил рожу и делал вид, что его тошнит. Bella говорила, что Ми К’Сяо работает алхимиком, и, наверное, это какое-то новое снадобье. После её слов делались предположения, что за снадобье может быть из мухоморов. Но, как всегда, никаких хоть мало-мальски нормальных, похожих на правду, вариантов так и не находилось.
– Ну, давай! – подбадривал одного мальчугана другой, чуть старше. – Всего-то и надо, что забраться в особняк и посмотреть, что там делает этот старикашка.
– А ты чего делать будешь? – нахмурился второй.
– Вот ты дуралей! Смотреть, чтоб никого не было, конечно! Если кого увижу, свистну. Вот так, – и он издал два свистка: короткий и длинный. – Понял?
– Угу. Только… Может, не надо, а?
– Трусишь? – пренебрежительно спросил старший.
Мальчишка замялся.
– Эх ты, – старший присовокупил обидное словечко. – Ладно, я сам слажу. А ты свисти, понял?
Мальчишка кивнул, и его товарищ, пригнувшись, побежал к особняку.
Темно.
И тесно.
Темно и тесно.
И неудобно.
Всё давит.
Вырваться бы наружу.
Стенка пружинит, словно натянутый пузырь на окне…
Боль.
Снова она напомнила о себе знакомым помутнением.
Очередной приступ.
Нужно напрячься и попытаться подавить её.
Как он делал это раньше.
Много раньше…
npa3gHuk прислонился к стене дома на краю улицы.
Нужно отдышаться. Отдышаться и победить надоевшую боль.
Он глубоко задышал, пытаясь овладеть своим телом.
За оградой слышался детский смех.
Воробей, чирикнув, примостился на оконном наличнике, с любопытством глядя на странного прохожего.
– Чирик! Чик-чик-чирик!
npa3gHuk перевёл взгляд на птаху, мельком про себя отметив надпись на зелёной металлической табличке дома. «Улица Клонов, дом 16».
Коричневая пигалица, радующаяся тёплому солнышку, как ты…
Боль ударила с разбегу. Окно, наличник, воробей, весь мир умчались за периферию зрения, оставив лишь тьму.
Есть-есть-есть-есть-есть…
Верткая куница скрылась в переплетении ветвей. Не достать!
Есть-есть-есть-есть-есть…
Заяц! Стой, ушастый! Стой, кому говорят!
Есть-есть-есть-есть-есть…
Жажда… Жажда мяса раздирает изнутри. Ноздри раздуваются, дыхание тяжёлое. Руки дрожат мелким тремором.
Есть-есть-есть-есть-есть…
Огонь голода сжигает внутренности, требуя мяса. Дрозд взлетел с земли на верхушку дерева. Дурацкая птица!
Есть-есть-есть-есть-есть…
Мир пульсировал в такт крови, бегущей по жилам. Движения стали резкими, дёрганными.
Есть-есть-есть-есть-есть!
Дурацкие звери! Дурацкие птицы! Куда вы так убегаете?!
Есть-есть-есть-есть-есть!!
Курица! Роется в канаве, не замечая никого в округ.
Еда!
Медленно подобраться к добыче…
Вот так, плавно… Не привлекая внимания…
Ближе…
Ещё ближе…
Ещё…
Глупая курица заметила меня слишком поздно!
Мясо!
Жрать!!!
Зубы раздирают тёплую тушку. Кровь льётся на землю.
Арррргххх!!!
npa3gHuk вскочил. Вокруг стояла тьма. Но эта тьма была другой. Сложно объяснить, но он отличал эту тьму от той, в которую порой проваливался.
Кто-то перенёс его в дом и уложил на кровать. Подушка, набитая перьями. Запах домашнего уюта. Неуловимо пахло хлебом и парным молоком. На стуле у кровати обнаружилась его одежда. Надо уходить. Лучше это сделать сейчас, пока все спят. Не надо дожидаться утра. И расспросов.
Стараясь двигаться как можно бесшумнее, он оделся и тихо проследовал в сени. Там в корзине спала несушка.
Есть!
Внезапно резко ожила боль, забилась внутри, порываясь выйти наружу.
Есть-есть-есть-есть-есть!
npa3gHuk протянул руку к птице, но в последний момент изменил направление и сунул руку в корзину. Дрожащими от нетерпения пальцами нащупал яйцо! Да!
Потревоженная курица недовольно раскудахталась, тюкнула нежданного гостя клювом и шумно хлопая крыльями слетела на пол. Глупая птица. Но чем же разбить яйцо?
А тот дядька оказался прав.
В особняке старика оказалось немало чудны́х вещичек. Надо же! Настоящий самурайский плащ! Мальчишка в восхищении уставился на него. Вот это да! Когда он вырастет, у него обязательно будет такой же!
Ух ты! Пластина, переливающаяся всеми цветами радуги! Говорят, из таких пластин императоры могут построить невиданное сооружение, которое будет приманивать само Солнце!
Обалдеть! Да это же! Самый настоящий! Коготь Дракона! Да он же стоит уйму денег!!! Gard говорил, что когтем Дракона можно пробить любое дерево, любое железо!
Настоящее золотое яйцо! Вот бы взять с собой что-нибудь! Вот бы все обзавидовались!
Взгляд мальчишки упал на диковинную шкатулку из дерева с разноцветными резными узорами.
– Хм, закрыта, – буркнул он. – Чем же тебя открыть?
В поисках ключа он опять наткнулся на коготь дракона. Дерзкая мысль вихрем влетела в его голову. Не соображая, что творит, мальчуган схватил редчайший артефакт и просунул остриё в замочную скважину.
– Ай!
Несколько капелек крови упали на пол.
Gard не врал. Коготь древнего животного с лёгкостью разрезал замок. В шкатулке золотисто-жёлтый прозрачный камень, размером с воробьиное яйцо. Мальчишка сперва даже решил, что это и в самом деле чьё-то яйцо, настолько безупречно был отшлифован тот камень, и лишь приглядевшись он понял, что ошибся. Внутри прозрачного камня находился какой-то комар. И вот этот камень стоит полсотни золотых монет?
Снаружи донёсся свист, а за ним второй.
Пора сваливать!
Есть-есть-есть-есть-есть…
Да сколько ж можно? Эта мука сводит меня с ума!
На край полянки выскочил длинноухий заяц. Остановился, привстал на задние лапы и втянул носом воздух.
Есть!
Ветка упруго качнулась, сбрасывая груз.
Серый трусишка заверещал, почувствовав на себе несколько десятков кило лишнего веса. Кости хрустнули, и добыча затихла.
Жрать!
Зубы врезались в желанную плоть, густая жидкость потекла в горло, утоляя пожар голода.
Жрать!
Утробное чавканье заглушило на время все звуки…
Цвирк!
Что это?
Цвирк!
Словно кто-то царапает гранитный камень.
Цвирк.
Цвирк.
Цвирк.
Кто-то настойчиво пытается процарапать себе выход из…
Изнутри?!
Цвирк!
npa3gHuk вскочил с кровати. Опять один из тех самых снов. Сперва он даже не сообразил, как он снова очутился в кровати.
Цвирк!
Звук из кошмара не отпускал.
Цвирк!
npa3gHuk потряс головой, стараясь сбросить остатки кошмара. Не помогло.
Цвирк!
Что за чертовщина?!
Цвирк!
Судорожно ухватившись за грудь там, где бьётся сердце, npa3gHuk почувствовал бешеный перестук. Боли… не было. А вот скрежещущий звук приводил в ужас.
Цвирк!
Затравленно озираясь, он наконец увидел источник этого звука.
Большой чёрный сверчок сидел на печке и беззаботно потрескивал.
Цвирк!
Тьфу ты, пропасть! npa3gHuk облегчённо вздохнул, пытаясь унять беспокойное сердце.
Чтоб тебя!
– Дядь! Ты не спишь? – неожиданно донеслось от двери.
Там в проёме показалась белокурая голова девочки лет восьми, украшенная двумя косичками, задорно торчащими в стороны. Она с любопытством смотрела на гостя.
– Нет, не сплю, – отозвался npa3gHuk, поднимаясь с кровати.
– Ты был в сенях без сознания, татка перенёс тебя сюда и велел не шуметь.
– А сам-то он где?
– На мельницу ушёл. Работать. Дома теперь только к вечеру будет. Ску-учно, – почему-то добавила девочка.
– Извини, я не фокусник, – отмахнулся npa3gHuk.
– А сказки знаешь?
– Нет.
Девочка нахмурилась и поджала губки.
– Фу, какой ты… – она не договорила, предоставив гостю самому решить, «какой он».
– Извини, мне надо идти, – npa3gHuk мягким движением отодвинул девочку, прошёл сени и вышел на улицу.
Солнце уже поднялось, по двору бегали пёстрые несушки, квохтали и рылись в песке.
При их виде Тварь оживилась и стала требовать еды.
«Жрать-жрать-жрать!»
npa3gHuk подавил желание тут же при ребёнке наброситься на одну из глупых куриц и растерзать. Он прошёл двор и вышел за калитку. Скучающая дочка хозяев прошествовала за ним. npa3gHuk нахмурился и пошёл в сторону леса: там он сможет найти ягод и подкрепиться. Может быть ( хотя кого я обманываю! ), Тварь утихнет.
– Дядь, ты в лес?
Девочка шла следом.
– Да. Хочу набрать ягод, – честно ответил ей npa3gHuk.
– Тогда я с тобой! – радостно заявила она.
– Не стоит…
– Почему? В лесу ягод много! И тебе, и мне хватит!
– Нет.
– А вот и да! – засмеялась девочка.
– Послушай, тебе не стоит идти со мной. Это опасно.
– Опасно? – распахнула она голубые глаза. – А почему? Там волки, да?
Девочка рассмеялась.
– Дядь, ты странный. Волков у нас давно уж не водится.
– Не волки.
– Я не заблужусь! Честно-пречестно! Я этот лес уже наизусть выучила, – она стала перечислять, – сперва будет раздвоенная берёза. Если идти налево, то выйдешь к поляне с земляникой, на краю будет несколько осин. Там можно найти грибы. Если идти от берёзы направо, то можно выйти к ручью. Там можно наловить рыбы. А если…
– Прекращай. Дело не в волках и не в медведях. И даже не в том, что ты заблудишься.
– А в чём же тогда?
npa3gHuk вздохнул. Вот ведь пристала, как банный лист.
– Давным-давно жил-был старик. Звали его Ми К’Сяо. Он очень любил собирать диковинные вещички.
– Ух ты! – загорелась девочка. – А говорил, что не знаешь сказок!
– Это не сказка. У этого Ми К’Сяо был ларец, в котором он хранил самое драгоценное своё сокровище: кусок застывшей смолы с драконом.
– Ну да, это не сказка, – тоном знатока заявила слушательница. – Дракон в смоле.
– И вот один малолетний остолоп решил, что он с лёгкостью сможет завладеть этим куском смолы, чтобы потом продать его за большие деньги, – пропустил мимо ушей реплику npa3gHuk. – Он забрался в дом к этому Ми К’Сяо и стащил у него этот кусок смолы, болван!
– А потом?
– А потом старик наказал этого глупца.
– И всё? Какая-то твоя сказка… несказочная.
– А кто сказал, что это сказка?
– Ну как же? Дракон и вдруг в смоле. Конечно, это сказка! – рассмеялась маленькая слушательница.
Она и не заметила, как они прошли двойную берёзу, росшую на опушке, и свернули направо.
– Ты ведь сама сказала, что она несказочная.
– Ну да. Какая-то она короткая. Таких сказок не бывает! – авторитетно заявила девочка.
Вот и ручей. Бежит, торопится к морю. Два бревна переброшены с одного берега на другой. Вполне приемлемый мосток для местных жителей. Возле берега густо разросся куст ракиты. Длинные ветви полощутся по воде, рисуя дорожки. Мелкая пичужка скачет на вечно мокрой земле у самого ручья.
«Жрать-жрать-жрать!»
Кровожадная Тварь терзала тело, требуя мяса… и крови.
Короткий девчачий визг.
Тварь получила требуемое.
Звуки словно стихли. Не шумела вода в ручье, не пели птицы. Кажется, даже солнце перестало светить.
Несколько минут только мясо и кровь.
Утробно рыгнув, Тварь успокоилась.
npa3gHuk вздохнул, глядя на остатки трапезы.
«А ведь она могла ещё жить и жить», - бегло проскочила в голове мысль.
Как это там? Принцип меньшего зла? Одна жизнь вместо сотен и даже тысяч? Может, это и лучше для кого-то, но не для него. Земля Клонов может не беспокоиться. Тварь затихнет ещё на год. Ещё год спокойной жизни. Без пепелищ, потерь и страха.
npa3gHuk смыл кровь с лица и рук, перешёл по мостку ручей и скрылся среди разноцветья трав и буйства кустов.
