Ни на что не намекая…
У нас не принято кричать по вечерам,
Главврач такого не приветствует вообще,
Повысишь голос и схлопочешь по морда́м,
И рукава завяжут мигом на спине.
Недавно случай был в палате номер шесть.
Шум, крики, споры, не иначе как скандал.
Там Валентин сумел на батарею влезть,
И на́ зло всем себя томатом называл.
Его сорвали санитары второпях,
А Валя в крик и утверждал, что не дозрел.
Но быстрый шприц остро кольнул в мягких местах,
Он мирно спал и понемногу розовел.
Консилиум собрали быстро, в тот же миг.
Чтобы понять откуда вьётся злая нить.
Собранье выдало на всю больницу крик –
Паслёновые нужно взять и запретить.
Нас кормят разными лекарствами весь день,
От них нет перхоти, но не растут усы.
Таблетки, кажется, дают еды взамен,
А так ведь хочется говяжьей колбасы.
Пилюли разные по вкусу и на цвет,
Один чудак однажды хитрость сотворил,
Собрал таблеток семицветный он букет,
И за́ раз съесть их все хотел как крокодил.
Но увидал его за этим делом врач,
Плевал на пол и утверждал мол срамота,
На промывание больного плачь не плачь,
Наверно доктору не нравились цвета.
В седьмой король, в девятой царь, в двадцатой князь,
В окру́ге множество известнейших имён,
А в девятнадцатой лежит один из нас,
Себя психологом назвав, дурак Семён.
Раз психиатр приглашает на приём,
Семён-психолог безбоязненно идёт,
Часа четыре пробалакали вдвоём,
И не понятно кто дурак, кто идиот.
Врачу досталось промывание мозгов,
Семён помчался в беззаботнейший кураж,
В конце беседы сиганул тот врач в окно,
Но к счастью был всего лишь цокольный этаж.
От глаз сокрыта за высокою стеной.
Другая жизнь что за пределом бытия,
Мне при обходе главный врач сказал: «Не ной,
Там страх и ужас, и кромешнейшая тьма».
Не верить доктору, мне оснований нет,
Он зазаборной жизни видел весь отстой,
Иначе как мне оправдать такой момент,
Что бедный доктор целый день какой-то злой.
Его бы к нам хоть ненадолго запустить,
Чтобы прочувствовал палатной жизни дно,
Не беспокойтесь, он не станет здесь чудить,
Дверь заперта, решётка сторожит окно.